Рейтинг@Mail.ru На главную Библиотека Фотогалерея Контакты Лица О проекте Поиск      В е р а    и    В р е м я
Религиозные ценности и современная система образования
Основные разделы:
Публикации по теме:
Святейший Патриарх Кирилл в соборе святой равноапостольной Марии Магдалины в Нальчике, 16.05.2016

4 августа 2023

Святейший Патриарх Кирилл:

Исторический день. Слово в соборе святой равноапостольной Марии Магдалины в Нальчике

...мы знаем, какая катастрофа происходит в Западной Европе и вообще в богатом американо-европейском мире, когда многие христиане забывают о своих корнях и якобы переосмысляют...

(См. далее...)

6 сентября 2022

Метлик И.В.:

Проблемное поле развития преподавания православной культуры в российской школе: подходы к исследованию

В статье рассматриваются подходы к исследованию проблемы развития преподавания православной культуры (основ православной культуры) в российской общеобразовательной...

(См. далее...)

Последние репортажи:

14 марта 2024

Цикл Библейских бесед для московских педагогов. Ветхий Завет, Книга Исход, глава 23. Март (+ВИДЕО)

14 марта 2024 года, в четверг седмицы сырной (масленицы), в дистанционном формате состоялась очередная, шестидесятая встреча цикла Библейских бесед для московских педагогов («Алтарь Отечества», Ассоциация учителей православной культуры, проект «Наследие»...

(См. далее...)

29 февраля 2024

Заседание Совета Ассоциации учителей православной культуры города Москвы. Фотоотчёт

29 февраля 2024 года на площадке Департамента образования и науки Москвы состоялось очередное заседание Совета Ассоциации учителей православной культуры города Москвы. Оно было посвящено вопросам совершенствования форм и методов работы Ассоциации, взаимодействия с образовательными...

(См. далее...)


ПУБЛИКАЦИИ
 Следующая
Автор публикации:
Касаткина Татьяна Александровна /доктор филологических наук, Зав. отделом теории литературы Института мировой литературы имени А.М. Горького (ИМЛИ РАН), председатель Комиссии по изучению творчества Ф.М. Достоевского РАН

8 апреля 2009

Изучение традиционных религий


 

Название курса. Методология гуманитарных наук


 

 

Религия, культура, искусство. Эти три слова не случайно находятся вместе в названии курса, не случаен и порядок, в котором они расположены. Но прежде чем говорить о том, что каждое из них обозначает и как они связаны между собой, необходимо сказать два слова о методологии гуманитарных наук, о принципиальном отличии гуманитарных наук от наук естественных и технических. Это отличие заметно уже в тех названиях, которые даны наукам. У нас есть – с одной стороны – биология, география: биос – по-гречески жизнь, логос – слово (произносимое), а также рассуждение, разум, понятие, смысл и т.д. Гео – земля, графо – чертить, рисовать, писать. То есть эти науки называются примерно: «рассуждение о формах жизни»; «описание земли». Но те науки, которые мы называем «гуманитарными» называются иначе, например: филология, философия. Филео – по-гречески любить; софия – мудрость. Таким образом, названия этих наук можно примерно перевести как «любовь к слову», «любовь к мудрости».

Итак, в первом случае мы о чем-то рассуждаем, что-то описываем; во втором – мы что-то любим. В первом случае перед нами – предмет, объект, не предполагающий нашего с ним эмоционального контакта. Здесь действуют субъект-объектные отношения. Во втором случае именно эмоциональный контакт и становится орудием познания, то есть перед нами не предмет, не объект, но субъект, которого мы признаем равным себе и в некотором смысле – высшим себя, как всегда любящий признает возлюбленного высшим себя. Здесь действуют субъект-субъектные отношения.

Возьмем какой-нибудь самый простой пример. Допустим, перед нами яблоко. Если мы будем пользоваться методологией естественных и технических наук, то мы его взвесим, измерим, проведем химический анализ, точно будем знать, сколько в нем, допустим, содержится сахарозы и глюкозы, сколько воды и т.д. Но если мы будем использовать методологию гуманитарных наук, то мы должны будем его – откусить. Попробовать. То есть – узнать о нем от него самого.

Кстати, как раз о том, что попробовать – это и значит «узнать», рассказывает нам известная сказка о Маше и гусях-лебедях, унесших братца Иванушку. Когда яблонька говорит привередливой девочке: «Попробуй моего яблочка, тогда скажу», - она не выдвигает непонятного условия своей разговорчивости, она просто предлагает единственный способ, каким ее можно услышать и понять, узнать от нее то, что знает она. Грубо говоря, «передача информации» осуществляется в акте «пробования яблочка». Услышать и понять возможно, только приняв в себя часть говорящего, причастившись ему.

И мы будем пользоваться другими словами, описывая теперь это яблоко. Мы будем говорить о вкусе, сочности, спелости и о том, нравится ли нам этот фрукт. Если первые три качества здесь будут по крайней мере соотносимы с теми, которые мы выясняли, проводя химический анализ, то о последнем мы можем узнать, только попробовав яблоко. Некоторые вещи о вещах можно узнать только от них самих.

Но есть вещи, о которых вообще что бы то ни было узнать можно только от них самих. Любое знание, полученное внешним путем, будет неизбежно ущербным, потому что у нас не будет ключа к наблюдаемым фактам. А ключ – ну, например, ключ при нотоносце – совершенно изменяет одну и ту же нотную запись. И ключ этот мы можем получить только от самого субъекта, только при условии любви к нему и внимательного в него вслушивания.

Мы часто пренебрегаем методологией гуманитарных наук даже тогда, когда речь идет о самом человеке. Например: «Вася, ты такой-сякой, нехороший, серый и скользкий». Вася в ответ, растерянно: «Да нет, я не совсем такой. Я вот…» - «Молчи, Вася, со стороны виднее». Нередко приходится слышать мнение, что историю религий должны преподавать исключительно атеисты. Очевидно, по тому же принципу – со стороны виднее. Но, как следует из основного метода гуманитарных наук, со стороны в них не видно вообще ничего. Только ряды фактов. Но это все равно, что ряды нот без записи ключа при нотоносце. При попытке использовать в области гуманитарных наук методологию наук естественных и технических мы остаемся за пределами собственно гуманитарного знания.

Но даже при попытке использовать методологию гуманитарных наук в области гуманитарных наук искажения в полученном знании могут быть очень велики. Здесь опять можно привести простой пример. Именно люди, работающие в области технических и естественных наук сформулировали «правило градусника»: градусник измеряет не температуру системы, но температуру системы, в которую внесен градусник. Другими словами – градусник изменяет температуру системы, которую должен измерять. При этом понятно, что если система и градусник примерно одной температуры – искажение будет небольшим, но если температуры их сильно отличаются, то возможность пренебречь «эффектом градусника» обеспечивается лишь несопоставимостью объемов, весов и т.д. системы и измерительного прибора. Но в случае, когда должны действовать субъект-субъектные отношения, изучаемый и изучающий субъекты неизбежно сопоставимы. Таким «градусником» систему можно не измерить, а вскипятить или заморозить. Поэтому принципиально в гуманитарных науках – умаление исследователя. Если он хочет услышать – он должен прежде всего замолчать. Он должен забыть о себе и пытаться понять другого (поять, взять, принять в себя – т.е. тем или иным способом соединиться с другим): не описать и определить, тем более – не оценить, но увидеть, услышать, почувствовать, перенять чужой опыт, посмотреть на мир чужими глазами.

Здесь, продолжая, аналогию с градусником, возникает проблема исследовательской «измерительной шкалы». Скажем, у нас шакала – от +35 до +42, а у исследуемого температура – все время выше +86. Мы же выхватываем что-то только в области нашего температурного диапазона, неизбежно принижая исследуемого до нашего уровня. Существует много литературоведческих и исторических исследований, которые могут сообщить нам только о мотивациях поступков соответствующего исследователя – и практически ничего – о самом исследуемом.

Что все сказанное значит при определении понятий гуманитарных наук? Это значит, что мы должны слушать слова. Каждое слово что-то означает. Если вещи дано какое-то имя, то имя это не случайно. Каждое понятие, слово знает о себе самом больше, чем мы, и мы не имеем права приписывать ему значение, какое захотим. (Здесь можно вспомнить, что английское understand – понимать, постигать, осмысливать – буквально значит «под-стоять». То есть – починяться смыслу постигаемого, а не навязывать ему «собственные соображения».)

И еще – если мы не имеем возможности откусить яблоко, но ели другие фрукты, нам можно будет попытаться дать представление о вкусе яблока посредством аналогий. Скажем: «чуть кислее персика и не такое сочное, чуть тверже и с привкусом земляники». Аналогии, понятно, всегда будут неточны. Но другого пути у нас нет – мы можем говорить о том, чего не имеем в опыте, только сопоставляя это с тем, что мы пробовали. Итак, послушаем слова, и попытаемся понять, о чем они нам говорят, при помощи аналогий.

 

Религия происходит от лат. religamen – связь; re-ligo – связывать, привязывать сзади; запрягать; завязывать; но и – отвязывать, развязывать, снимать. Религия и есть некая осуществленная связь человека с… А вот с кем – это вопрос. При этом и сам человек далеко не всегда знает, с кем он связан – ведь часто он привязан сзади, а потому не может различить, кто его двигатель или погонщик. Но зато нам известно, что это связь, которая одновременно, странным образом, - развязывает человека, освобождает его, снимает с него путы, очевидно, каких-то иных привязанностей, приносит ему свободу, вне этой связи неосуществимую. Так страховочная веревка альпиниста освобождает его от страха высоты, позволяет стремиться вверх и не даст окончательно сорваться вниз. Страховочная веревка привязывает человека к напарнику, к такому же человеку, как и он сам. Но для того, чтобы страховать, напарник должен находиться выше страхуемого, или, во всяком случае, выше уровня поверхности, о которую возможен удар при падении. И сильнейший обычно поднимается первым, прокладывая путь для других, и, поднявшись выше, помогает им осуществить подъем. Связь, соработничество с сильным и выше стоящим партнером позволяет нам осуществить такое, о чем мы не могли и мечтать сами по себе. И такая связь начинается с первых месяцев нашей жизни, когда мама придерживает ребенка за пояс, за плечики, за ручки, чтобы он поднялся с четверенек и пошел прямо. Так что нельзя сказать, что нам уж совсем незнакома и непонятна эта развязывающая, освобождающая связь, связь, делающая нас более могущественными, чем мы есть. Один из студентов привел и вовсе очевидный и простейший пример развязывающей связи: шнурки ботинок. Завязанные шнурки освобождают нас для быстрой и незатрудненной ходьбы.

Существует, однако, не только связь страховки, но и связь вызова. Например, вы не можете ничем помочь тяжело заболевшему человеку сами, но вы можете – по связи (телефонной) – вызвать ему врача. Или вызвать пожарных. То есть – вызвать знающего и способного помощника. И вашей заслугой тут будет то, что вы позволили связи осуществиться, действовать через вас. Без вас врач не узнал бы о больном, пожарные – о пожаре. Бывает и такая ситуация, что врач не поехал бы к больному, если бы вы, ради каких-то прошлых своих ему одолжений или просто его хорошего к вам отношения, его не попросили. И еще бывает ситуация, когда удержать связь – это все. Например, на войне, когда происходит перемещение частей или идет масштабное сражение, и все зависит от согласования действий удаленных друг от друга больших групп людей. И бывало, телефонисты, уже раненые, не в состоянии починить оборвавшуюся связь, сцепляли провода зубами, сами становясь соединительным проводом, отдавая жизнь за то, чтобы связь продолжалась.

Сейчас мы говорили о связи в одном уровне бытия. Религия – установленная связь между разными уровнями бытия. Провод и веревка, идущие как вверх, так и вниз. Связь вверх обеспечивает нам страховку и помощь. Связь вниз… Вы пытаетесь подняться, а кто-то дергает вас за веревку вниз. Можно упасть ниже того места, где вы находились. Можно и разбиться при падении, переломать руки и ноги. И разбиться можно и насмерть. Или связь по рации – когда вас засекает противник. И ударяет по вам – потому что вы держите связь. Но ведь человек не будет добровольно связывать себя с тем, что делает его слабее, бессильнее, что влечет его вниз? Значит, надо сделать вид, что это связь вверх. Веревка, перекинутая через рычаг. Вы думаете, что взлетаете, а на самом деле вас вешают… Подвешивают. Подсаживают. Дают иллюзию освобождения, чтобы удержать на коротком поводке. Самая близкая здесь аналогия – это наркотики. Но тут мы переходим уже к способам осуществления связи. То есть – к искусству.

Искусство – слово славянское. У Владимира Даля оно находится в гнезде глагола «искушать, искусить», значение которого Даль определяет, с одной стороны, как испытывать, изведывать, убеждаться опытами в образе действий или мыслей, чувств; с другой стороны, как подвергать кого испытанию, и – соблазнять, прельщать, смущать соблазном, завлекать лукавством, стараться совратить кого с пути блага и истины. Само искусство Даль определяет прежде всего как принадлежность искусного, искусность, знание, умение, развитая навыком или учением способность, и далее – как наука, знание, прилагаемое к делу; рукоделие, ремесло, мастерство (их высшая степень).

То есть перед нами нечто, обеспечивающее претворение постигнутого разумом или полученного в откровении – в некие материальные формы, делающие постигнутое доступным для других. Но это не изложение знания дискурсивно, в речи учителя, описывающего познанное и почувствованное. Искусство как язык (язык ведь и есть нечто, материализующее мысль и чувство) отличается от языка науки тем, что дает возможность получить опыт, а не рассказ об опыте.

Человек может установить связь с другим человеком и без телефона, и без радио- и видеоаппаратуры. Такие случаи известны и не так уж малочисленны. Например, трогательный рассказ в житии Сергия Радонежского (1314/1319–1392) о том, как он поклонился проходившему в нескольких верстах от монастыря по дороге на Москву Стефану Пермскому (ок. 1340–1396). Святой Стефан, просветитель зырян, человек, исходивший с апостольской проповедью весь север России, составивший азбуку для северных языков и переведший на них Евангелие, спешил к московскому князю, и, хоть желал видеть святого Сергия, но никак не мог завернуть в Лавру. И вот, посреди монастырской трапезы, святой Сергий встает, приветствует «брата Стефана», кланяется и вновь садится за стол. Любопытные молодые монахи, дождавшись конца трапезы, приступили к Сергию с вопросами, что значит его поклон, и Сергий объяснил им, что его приветствовал проходивший мимо Стефан, а он ему ответствовал. Монахи, как и нынешние люди, недоверчивые, побежали по дороге на Москву, и через некоторое время нагнали Стефана, который и подтвердил, что поприветствовал святого Сергия и получил его приветствие.

Но дело не только в том, что о таких случаях легко услышать. На самом деле, если бы человек не был способен к такой связи, ему не пришло бы в голову и телефон изобрести. Телефон – это просто протез, заменяющий неразвитую человеческую способность, делающий ее доступной для всех – как очки делают возможным зрение нормального человека для слабовидящих. Вообще, вся наша техногенная цивилизация – это масштабное искусство протезирования, техническими средствами возмещающее человеку его неразвивающиеся (в силу определенных причин, мы об этом еще будем говорить) способности.

Предметы искусства, которые первоначально возникали только в связи с религиозными потребностями человека, - это, конечно, не совсем телефоны. Даже скорее – совсем не телефоны, и отличие здесь очень существенное. Телефон работает вне зависимости от настроения, нравственного состояния, желания и т.д. звонящего человека. Но для того, чтобы предмет религиозного искусства дал нам тот же опыт, что получил человек, создавший его, требуется наше участие, наш настрой, наша жажда.

Еще раз подчеркнем, что речь идет не только о познании, но и о действии, о реализации опыта. В основе практически всех известных нам искусств лежит ритм – то, что подключает и переключает стихийные силы, магический рычаг. «В ритме, – пишет Е.В. Аничков, – коренится та побеждающая и зиждущая сила человека, которая делает его самым мощным и властным из всех животных <…> Мы можем спросить вместе с Ницше: “Да и было ли для древнего суеверного людского племени что-либо более полезное, чем ритм?” (Ф. Ницше. Веселая наука. М., 1901. С. 168-169). С его помощью все можно было сделать: магически помочь работе, принудить бога явиться, приблизиться и выслушать, можно было исправить будущее по своей воле, освободить свою душу от какой-нибудь ненормальности, и не только собственную душу, но и душу злейшего из демонов; - без стиха человек был ничто, а со стихом он становился почти богом». (Е.В. Аничков. Весенняя обрядовая песня на Западе и у славян. Ч. II (От песни к поэзии). СПб., 1905. С. 309.) Аничков говорит о поэзии, но магический заговор и заклинание могли существовать и как танец, песня, орнамент, рисунок, скульптура, архитектурное сооружение, ну и, конечно, как то, что мы называем «украшениями». Ритм, запечатленный в этих произведениях искусства, давал доступ, был ключом к стихиям: ключом как размыкающим, так и замыкающим – на чем основывалось действие «украшений»-оберегов.

Иными словами – и опять неточными аналогиями – нам требуется настроить наш «приемник» на соответствующую волну, а для начала – как минимум его включить. И это должно быть результатом наших собственных усилий. Ну и, конечно, нам надо будет научиться языку, на котором идет передача. Иначе мы в лучшем случае сможем понять, что нам передают нечто, заслуживающее нашего внимания и восхищения. Многие так и остаются на этой степени восприятия искусства («Ах, как это здорово!», «Потрясающе!» – и, на вопрос, о чем это, что нам говорили? – «Да разве тут можно так! Это же искусство!»).

Еще одна возможная аналогия, имеющаяся, наверное, у всех в опыте: это как слушать песню на непонятном языке. Слушающий, бывает, очень восхищается. Но, может быть, если слушателям перевести слова песни, кое-кто бы и ужаснулся. Ибо искусство, как это и видно из толкований Даля, способно доставлять как опыт (искус), так и искушение, то есть как ставить на истинный путь, так и уводить с него. Искусство – всего лишь средство осуществления связи (религии) – и, следовательно, может быть использовано для любой связи, то есть ведущей не только вверх, но и вниз.

В секулярной – то есть мирской, светской, отложившейся от религии – культуре развивается секулярное искусство. Оно не перестает быть средством осуществления связи – только теперь предполагается, что это связь в горизонтали, между людьми, между творцом и зрителем, слушателем. Всякий художник ведь рассчитывает на то, что его картину увидят, певец – что его песню услышат. В каком-то смысле произведение искусства начинает жить по-настоящему, только будучи воспринимаемым. Этим тоже показывается его сущность как передатчика, осуществителя связи. Но в секулярном искусстве творец ведет воспринимающего к себе, замыкает его на себе: так возникает феномен «фанатства». «Фанаты» - «маленькие» слушатели «великого певца», существующие целиком под его «колпаком», заболевающие, будучи от него оторванными. Здесь мы нагляднее и доступнее всего можем видеть, насколько несокрушимые «коммуникации» способно создавать искусство почти на пустом месте.

Культура – слово латинское, но посмотрим, что говорит о нем Даль. «Культура – обработка и уход, возделывание, возделка; образование, умственное и нравственное: говорят даже культивировать, вместо обрабатывать, возделывать, образовывать».

Если мы обратимся к латинскому значению слова, «культура» прежде всего будет означать «возделывание», «взращивание», относясь буквально к земледелию, к «воспитыванию» диких растений таким образом, чтобы они изменили все свои «привычки», то есть заложенную в них программу роста и развития и – превзошли себя. Превзошли себя в скорости роста, в производительности, в количестве приносимых в год урожаев – да мало ли в чем. Но все это суммируется в слове «плодоносность». Они должны приносить «много плода», гораздо больше, чем это предполагается природными условиями. Но слова, определяющие для нас культурный процесс (или хотя бы процесс окультуривания) – «возделывание», «взращивание», «воспитывание» – предполагают, что у процесса есть непременно два участника: воспитуемый и воспитатель, возделываемое и возделыватель. То есть культура есть целенаправленное воздействие на окультуриваемого. И тот, кто оказывает такое воздействие, намного превосходит того, на кого это воздействие оказывается. Оно может быть только сверху – ибо тому, кому должно подняться, помощь может оказать лишь стоящий на высоте. Древние культы, скажем, греческие мистериальные культы, например, Элевсинские мистерии, в основе которых лежит миф о Деметре и Персефоне, и вели человека «путем зерна», раскрывая перед ним возможности его природы, постигаемые лишь в культе, возвышая человека над ним самим. Культура есть, таким образом, практическое осуществление религии (то есть «связи»), проникающее все мельчайшие поры жизни человека – существа с полностью отказавшими инстинктами (как и тому, кто культивирует породы животных, приходится в первую очередь разрушать их инстинкты – то есть прежде заложенные программы) – и заново структурирующее эту жизнь. Человек не управляется инстинктами – и поэтому он свободен и ответственен. Поэтому он «образ Божий».

Проблема тех, кто считает возможным рассматривать человека лишь как существо «биологическое» именно в том и состоит, что человек никогда не остается на «биологическом» уровне, то есть на уровне того, что можно было бы назвать уровнем «здоровых инстинктов». Мы говорим здесь об общеизвестном. В животном мире взрослые члены одного и того же вида практически никогда не убивают и даже серьезно не калечат друг друга. Бой за самку или территорию – это «бой по правилам», турнир, а не война, не убийство. В животном мире совокупление – это способ продолжения рода: самка, не способная в данный момент зачать, не подпустит к себе самца, да и для самца она не представляет никакого интереса вне периода «брачного сезона». Дикое животное никогда не будет есть, если оно не голодно, или если то, что ему предлагают, вредно. Жизнь с человеком быстро развращает, растлевает, сламывает «добрые инстинкты» – вплоть до известного отсутствия у кокер-спаниелей ощущения сытости, приводящего иногда к гибели от обжорства (недаром глагол cocker (up) по-английски и означает ласкать, баловать, потворствовать, закармливать сладостями). С точки зрения человека, обладающего, как некоторые сейчас с удовольствием говорят, «здоровыми инстинктами», дикие животные – нездорово аскетичны.

Таким образом, человек, следующий, как это принято называть, «зову плоти», вовсе не становится естественным; с точки зрения животного мира он становится противоестественным. Он становится одержимым – алчностью, жадностью, тщеславием, самолюбием, сладострастием, сластолюбием – и свое порабощение этими страстями принимает за свою подвластность инстинкту. Но это обольщение. У человека нет инстинктов. Инстинкт (не путать с рефлексом) – это очень сложная программа поведения, благодаря которой пчелы строят ульи, а муравьи – муравейники, птицы знают дорогу в страну, в которой никогда не бывали, благодаря которой кошка точно знает время овуляции – то есть момент, в который она должна зачинать. И так далее. Инстинкт – это очень жесткая программа поведения, имеющая при этом в виду пользу не индивида, но рода. Поэтому знаменитый немецкий философ Артур Шопенгауэр (1788–1860) («Мир как воля и представление», т. 2, гл. 44 «Метафизика половой любви») находил все же у человека единственный инстинкт – инстинкт подбора полового партнера (на всякий случай обращаю внимание, что это совсем не то, что так называемый «половой инстинкт»). Именно потому, что через наше влечение волит род, волит еще не родившееся поколение, наш выбор слишком часто бывает таким нелепым, и так часто любовь, основывавшаяся, как старались себя убедить брачующиеся, на нравственной близости и духовном родстве, вскоре после своего осуществления оставляет навеки (во времена Шопенгауэра это еще было навеки) скованными общей цепью не просто чужих и безразличных, но глубоко антипатичных друг другу людей. В самом деле, действие этой силы в людях более всего напоминает инстинкт, но и ей человек вполне способен противостоять.

Животные не могут желать вопреки инстинкту. Пчела не может захотеть построить муравейник. Мы не можем нравственно осудить кошку за ее мартовские вопли. Человек не подвластен никакой программе поведения. Как бы ни было сильно одолевающее его влечение, он всегда может выбрать. Он свободен. И поэтому он ответственен. И поэтому он может из крайностей злодейства переходить к крайностям самоотвержения. И поэтому же он способен адаптироваться к изменяющейся среде без процесса видообразования, являющегося, в первую очередь, процессом смены видовой программы. Не говоря уже о том, что с самого начала своей истории, насколько мы ее способны разглядеть, человек характеризуется не приспосабливанием к среде, но приспосабливанием среды к своим потребностям.

Культура научала, как человек должен поступать, чтобы быть человеком, чтобы превзойти себя, а не пасть – не до уровня животного, человек, как мы видели, не способен на этом уровне удержаться, - но гораздо ниже уровня животного. Суть человека в том, чтобы все время превосходить себя. Не бояться, когда страшно, не отступать, когда больно, не сдаваться, когда не по силам… Восходить, восходить, восходить… Христианство указало настоящую цель этому восхождению – «Бог вочеловечился, чтобы человек обожился».

Теперь представим, что будет, если убрать «воспитывающего», второго члена культурного процесса. Так сказать, «не сжата полоска одна». Ну так она и наводит «грустную думу». Колосья начинают терять свою плодоносность, начинают возвращаться – естественно, с различными боковыми ходами и уклонениями – к первоначальному существованию. Если предположить некоторую их публицистическую активность, то они должны будут даже провозгласить эту свою «невозделанную» природу идеальной и желанной, а остаточные отклонения от нее, которые ведь не так быстро уничтожишь, «неизжитыми комплексами». Это судьба секулярной культуры. Культуры, освободившейся от культивирующего. То есть потерявшей единые цель и смысл. Соответственно, «развивающейся» фрагментарно, но в основном, естественно, – по пути понижения уровня сложности. То есть – по пути разложения. При этом культурный процесс может выглядеть на этой стадии страшно активным – как вообще может быть активным брожение и разложение. Все «культурные достижения» такого процесса будут, при ближайшем рассмотрении, оказываться разрушением или искажением форм прежней культуры, имевших в ней значение и смысл «воспитывающих», «возделывающих». Но это – так сказать, на «передовой» секулярной культуры, в современном искусстве, в постмодернизме, например.

Действительно, кстати, неплохой пример. Ведь существо постмодерна составляет идея вариативности, неокончательности любого действия и процесса. Постмодерн дает возможность герою (или, во всяком случае, читателю), осознавшему, что его ход был тупиковым, вернуться к развилке и пройти еще раз, иным путем (отсюда и любимый, если не единственный, тип пространства в искусстве постмодерна – лабиринт). То есть в основе искусства постмодерна лежит идея выхода из-под власти времени, или, как минимум, из-под власти его линейного поступательного движения; идея, лишающая это искусство серьезности, делающая его игровым (ведь серьезность неизбежно предполагает окончательность выбора, однократность совершения поступка, необратимость жизни). Но ведь в своем наиболее серьезном и целостном виде идея выхода из-под власти времени – это устремление, проблема и достижение христианства. Как проблема – наиболее памятное нам, «культурным людям», по отчаянному воплю Серена Киркегора (1813-1855), знаменитого датского философа-протестанта, жаждавшего «сделать бывшее небывшим»; как достижение – знакомое всякому христианину, приступавшему к таинству исповеди, очищающей человека для новой попытки воистину быть. То есть главная структурообразующая идея, гордость постмодерна, по максимуму делающая его «искусством для искусства» – это поломка и обломок культивирующей человека религиозной формы.

Но в срединном своем существовании секулярная культура, теряя возводящие свои функции, сохраняет «охраняющие»; ее структура «окостеневает» на каждой новой стадии разрушения, становится непререкаемым эталоном для очередного поколения. Отсюда – известный консерватизм «культурных людей», когда каждое поколение удивляется «бескультурью» последующего и воспринимает его «культурные» устремления как деструктивные, разрушительные. Отсюда же – известное, данное Ю.М. Лотманом, определение культуры как антиэнтропийного механизма. «Культурные люди», защищающие изо всех сил «культурные ценности», только не понимают, что секулярное существование культуры – это существование срезанного цветка. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.

 

Возвращаясь в конце этого раздела к методологии гуманитарных наук, примем во внимание так же и то, что не только способы овладения гуманитарным знанием, но и последствия такого овладения должны будут отличаться от результатов изучения той или иной технической или естественной дисциплины. В последнем случае итогом изучения считается накопление сведений и умение их использовать. То есть изменение происходит по линии того, что мы помним и что мы можем. Реальное овладение гуманитарным знанием приводит к изменению самого познающего. (Здесь необходимо сказать, что как к гуманитарным наукам может применяться – и активно сейчас применяется – методология естественных наук, так и к естественным наукам может быть применена методология гуманитарных наук. Это могло бы дать невиданные результаты – и было бы истинным торжеством человечности – потому что субъект-субъектные отношения больше отвечают истинной сути человека, чем отношения субъект-объектные.) Так вот, при овладении гуманитарным знанием меняется само наше я – как оно всегда меняется, стоит ему в самом деле осуществить субъект-субъктную связь. Истинный результат гуманитарного обучения должен был бы оцениваться не по тестам, а по глазам. Чтобы было понятнее, что имеется в виду, обратимся к примеру из поэмы Ашвагхоши (его имя означает буквально «Голос коня» или «Мелодия, подобная плавному бегу коня»), индийского поэта и драматурга, жившего, очевидно, в I веке нашей эры. В поэме «Буддачарита» («Жизнь Будды»), «одном из самых популярных сочинений в буддийском мире» (Г. Бонгард-Левин. Проповедник, поэт, драматург // Ашвагхоша. Жизнь Будды. Калидаса. Драмы. Перевод К. Бальмонта. М., 1990. С. 36.), он описывает встречу известного учителя Шарипутры с учениками Будды.

«На тех двоих с восторгом глянул он.

Изящество движений их увидя,

В движеньях их покорственные чувства,

Достоинство размерного их шага,

Поднявши руки, он их вопросил:

“В летах вы млады, в лике же достойны,

Таких, как вы, не видывал я раньше.

Какому послушаете закону?

И кто учитель ваш, что вас учил?

И в чем ученье? Что вы изучили?

Прошу, мои сомненья разрешите”»(Ашвагхоша. Жизнь Будды. Калидаса. Драмы. Перевод К. Бальмонта. М., 1990. С. 174).

Шарипутра видит их впервые и ничего не знает о новом учении. Но по облику учеников он понимает, что новое учение, по меньшей мере, достойно изучения, а скорее всего – истинно. После того, как ему кратко излагают новое учение, он становится верным последователем Будды. Об истинности учений, оказывается, можно судить по внешнему виду и поведению учеников. Нужно, правда, учесть, что эти двое были лучшими учениками. И об этом тоже можно было судить по их внешнему виду.

О том, что дело обстоит именно так, мы могли бы узнать и не забираясь в Индию. Русское слово «вежливость», «вежество» происходит от корня «ведать» – «знать». И антоним к нему – «невежество». Таким образом, если мы невежливы – мы прежде всего невежественны, у нас ложные представления о мире.

 


Источник:      Вера и Время

 Следующая
Последние публикации:

27 марта 2024

Святейший Патриарх Кирилл:

«Мы призваны искать ответы вместе, сознавая ответственность за будущее нашей страны». Выступление на внеочередном соборном съезде Всемирного русского народного собора

27 марта 2024 года Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл выступил на внеочередном соборном съезде Всемирного русского народного собора.

(См. далее...)

22 марта 2024

Святейший Патриарх Кирилл:

«Главная цель жизни — это стяжание Царствия Божиего…». Патриаршая проповедь в пятницу первой седмицы Великого поста

22 марта 2024 года, в пятницу первой седмицы Великого поста, Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл совершил Литургию Преждеосвященных Даров в кафедральном соборном Храме Христа Спасителя в Москве. По окончании богослужения Святейший...

(См. далее...)

2 марта 2024

Святейший Патриарх Кирилл:

«Традиционные ценности помогают сохранить жизнеспособность в условиях теряющей свой гуманизм цивилизации». Выступление Святейшего Патриарха Кирилла на Всемирном фестивале молодежи

2 марта 2024 года Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл посетил Всемирный фестиваль молодежи, проходящий на федеральной территории «Сириус» в Краснодарском крае...

(См. далее...)

9 февраля 2024

Президент России В.В. Путин:

«Мы защищаем своих людей, себя, свою Родину и наше будущее». Интервью Президента России Владимира Путина Такеру Карлсону

9 февраля 2024 года в Кремле Президент России Владимир Владимирович Путин ответил на вопросы Такера Карлсона, американского журналиста, основателя видеоплатформы Tucker Carlson Network. 10 февраля 2024 г.

(См. далее...)

Обложка:

Оглавление

Название курса. Методология гуманитарных наук

Много ли в мире религий? «Какая религия истинная»? Почему нам необходимо изучать христианство?

Религии мира. Классификация религий

Основные понятия, общие для всех религий, и их различие в разных религиях.

«Исповедь отрицания»

Приложение 1. Пространство картины и икона в пространстве

Приложение 2. Онтология образа (Рисунок как основное)


Публикация:

Вера и Время

стр. 1

8.04.2009

Архив публикаций:
Святые и святыни:
Мученик Савин

29 марта

Мученик Савин (287)

Дни памяти: Март 13 (26), Март 16 (29)

(См. далее...)

Фотоальбомы

18 октября 2021

Шмелёвские чтения - 2021: Лица и сюжеты

Фотоальбом по материалам XXVI Крымских международных Шмелёвских чтений, прошедших в Алуште 15-19 сентября 2021 года.

(См. далее...)

Анонсы

Вера и Время    2024